Поэма о Плисе

(Перевод Пузанкевича Бориса)

Я обязан жизнью ей
Своей матушке — Плисе.
С нею буду я до смерти
Ведь родные здесь мне все

Ой, Плиса моя, Плиса.
Стоит церковь на холме
И отсюда бы начать
Свой рассказ хотелось мне

Ведь отцы наши, деды
Верили и в крест, и в Бога,
И к религии тогда
Относилась очень строго.

Здесь покойников лежит
Плисских и ближайших вёсок
Ну, а жизнь бежит, бежит
Оставляя отголосок

Крышей хаты из соломы
домотканой серой свиткой
Наше прошлое глухое
Стоит эхом у калитки

Тракт, чугунка и река,
Между ними хаты, хаты
Евдокима Черепка
В центре дворик небогатый.

Конь, корова, порося
И не каждый год овечки.
И гусей держать как все
Немного выгодней у речки.

Евдоким такой отлет,
Частенько при застольях
Кулаки пускает в ход,
И из забора колья.

На портрете он такой:
Смуглый, статный, рослый.
Одно слово – Евдоким –
Наводит ужас взрослым.

Не разбойник, не бандит,
Крепкий, с шеей бычьей
Не читал газет и книг
Но чтил давний обычай

Черепок другой Володя
из евдокимовской родни
С братом своим вместе ходит
На кулачные бои.

Тиханович Влас с Заречья
Тоже был большой амбал
Силищей нечеловечьей
Он к тому же обладал

Ростом был такой здоровый,
Кулачищи по пуду,
Под ковбойкою шевровой –
Мощь и сила на виду.

Тихановичей здесь  много,
И у Власа есть родня,
Если что, они помогут,
Гуляй смело, хотя до дня.

Не любили заречане
Черепков через реку,
И другой раз поучали
надавать им по боку.

Черепки со свого боку
Не любили заречан.
Норовят устроить склоку
чтоб побить односельчан

Так и шли на вечеринку
Две враждебных стороны.
За малейшую причину
Поднимали кулаки….

Вечер летний над Плисой
Опускается. Темнеет.
То косарь идет с косой,
То с серпами бабы-жнеи.

То в гумно везут снопы,
То воз сена травяного
И до самой темноты
У плисян работы много.

Не было в Плисе богатых –
Бедняки, середняки
Строили себе все хаты
Как умели, мужики.

Крыли их тогда соломой
Ржаной, крупной, посплошней
Довелось и мне малому
крышу крыть да без гвоздей.

Жара летом  — душно, плохо.
Зимой пряли волокно.
А потом стучали кросны:
Бабы ткали полотно

На реке его белили,
Расстилали на траву,
И с него одежду шили,
Красили по мастерству

Не было в Плисе вокзала.
Пройдет в сутки товарняк.
Да тянул вагонов мало,
На подъем не брал никак.

Нам, юнцам, было занятие:
Зацепится за вагон.
Повисеть метров с десяток
И кувыркнуться под уклон.

С Комаровки на Заречье,
Как проехать на колёсах,
— Улочка. Продай зовется
Мостик метров восемь

Второй больший мост, Зарецкий, —
Танцплощадка, «пятачок».
И вода струится, льется
Чрез прогнившийся сучок.

Слева мельница стояла
Справа — озеро-запруд.
На разлив, бывало, глянешь —
До чего же красиво тут!

Той же мельницы владелец
Был жадней и злей врага
Обдирал плисян как липку,
Затаплял водой луга.

Плисяне мельницу подпалят,
Спустят озеро в ночи.
Рыбы кучами навалят,
И натягают, ловкачи

А заозерные «гаги» –
Кулинковичи, Гнёты
Гнали самогон из браги.
Добре. Тихо. Лес. Кусты.

Почему их так назвали?
Им неведомо самим
Может, дедам клички дали
С годами прижилось и им.

Были там и забияки,
Что до трех не говори.
В Плисе часто те вояки
получали “фанари”

Был старик Марка Батура
Самоучка адвокат.
Сход иль суд – ему халтура,
Лезет  сам как напрокат.

Говорят, царские власти
На суде собрали всех.
Потом сами уже не рады,
Получился смех и грех.

Плисяне на суде молчали.
Вдруг Батура выступил
С какой-то смелостью, с отчаянием:
— Скажу, кто мельницу спалил!

Загудели как-то люди,
Марк, неужто, им не свой?
Предаст, выдаст
и … осудят,
и поведут с Плисы конвой.

Расписался по бумаге.
Крестик — подпись сотворил.
Чтобы судья ему поверил
И чтобы правду говорил.

Марко тянет, судья рявкнет:
-Говори, старая вонь!
-Что же, за правду не накажут,
Мельницу, спалил огонь.

Люди взорвались от смеха,
Надрывают животы.
Суд на этом и уехал,
Что им мельница, мосты…

Петр Павлович Минкевич –
Вор. Подлец. У мужиков
Если что-то заприметит
Выкрадет из-под замков.

Пожилой, хоть, а проворный
Неграмотный был, а лавкач,
Но в семье такой пьянчуга,
Жене с детками хоть плач.

Раз зимой убёг он босым,
Аж из Борисовской тюрьмы
На него смотрели косо,
Нелюбим он был людьми

Он гремел по всей округе,
Уголовник и злодей,
Его ж братья Антон и Юзя –
сорт совсем других людей.

Их плисяне, уважали,
Мужики! Хозяева!
Петра брата унижали,
запирали все дома

…Покурить отходят дальше
От дворов относят жар.
От соломенных тех стрехов
не случился чтоб пожар.

Картошка варится на ужин.
Жарят свежие грибы.
Кто и так зубы на полку,
Спать ложится без еды.

Где-то с песнями дожинки,
Где-то сжата полоса.
Где-то хлеба ни пылинки.
Ой Плиса моя, Плиса.

Вот в Плисе глубокий вечер.
Месяц плавить небо твердь.
На реке наставил свечей
Или на радость, или на смерть.

Помню я, как пела скрипка
На Зарецкой стороне,
И хотелося так шибко
На тот берег попасть мне.

Тихон дело свое знает,
Смычком водит он с плеча.
И мелодия сродняет
Шумный круг и скрипача.

Скрипка плачет и смеется.
Бубен сыпет: тук-тук-тук.
Я б и шел, и шел, сдаётся
На этот музыкальный звук.

А в Плисе уже гармошка –
Ох, собирает хоровод,
Заливается, гармонит
Как горнист зовет на сход

Скрипку больше обожали,
Но кто хотел гармонику
Музыкантов вместе взяли,
Посадили на углу.

Двери настежь, душно в хате.
Неприятный пот и дух.
И за музыку не платят –
Только дай ширее круг.

Полька быстрая такая,
Не справляются крутить.
Лампа светит, чуть мигая
Потолок сажей коптит

За частушками — частушки
Припевают на ходу.
Припевают хлопцы, девки,
Как на какую-то беду:

“И ты полька, и я полька,
Захотела замуж Волька.
Ей на парней не везет,
Аж уж лавочку грызет.

Я влюбилася в капусту,
Полюбила огурцы.
Жменю соли, хлеба ломоть –
Пусть полопают боки”

Вот Шатилова Марыля
имеет здесь большой успех
Припевает, матом кроет
Вызывает гогат, смех.

У Бородича Адама
Кепка с длинным козырьком
Адамок танцор удачный,
Как подхватит – с ветерком.

Польку долго танцевали,
Надаела! Эй, на двор.
Вальс другие заказали
Вновь аккорды, перебор.

Снова медленно, красиво
Заполняют пары круг.
Гарманист уже не может,
Весь спотел, не чует рук.

Часом выскочат подростки
По кругу, да босяком,
Их на смех такой поднимут
И их как слижет языком

А старой, как падхрабрится
С бородой рванется в круг,
Как подхватит молодуху,
Так у той захватит дух.

А старшие на скамье,
Заседают у стены,
Вспоминают, как бывало
Танцевали и они.

И под вальс частушки знают,
Под певучую струну
Так красиво припевают –
Вот послушайте одну:

“Если бы я имел златые горы
И реки полные вина
Носил бы лапти и оборы
И ты кляла б меня одна”

Гомон, шутки, только слушай
Небылиц, наточат ляс.
Давидовичи “под мухой” –
Значит будет перепляс.

Значит “барыню” закажут
целый круг для них одних
Ну, пускай, пускай покажут
Все, что могут на двоих

Вышел Юзик Давидович
Оторвать колен пяток,
Рот скривил, насупил брови,
Будто дует в кипяток.

Той он миною-гримасой
привлекает зрителя,
То заважничает часом
Изображая панича.

То цыганские манеры
Как покажет — только так.
Может что-то и не в меру,
А на «Барыню»- мастак

Юзев младший братка Коля
Не стерпел, как прыгнет в круг.
Я не видывал доколе
Как все им хлопали вокруг

«Жабку» некую скакали,
И на пол упавши ниц,
Их так тесно окружали.
Пот потек из красных лиц

Талант был у них природный,
А учиться нема где,
Хоть бы класс какой народный
Молодежной общине.

Да чтобы сцену, и костюмы,
Да еще б наставника
Но кто тогда про это думал,
Про таланты мужика….

Давидовичи те братья
Наскакались. Все в поту
Из круга стали удаляться
Шмыганули в темноту

Вдруг наш круг остановился
Дождались  таки беды:
пьяный Евдоким явился.
Разбегайся кто куды!

Размахался кулаками,
Всех подряд давай месить
Лязгает, как волк клыками
С ним тут лучше не шутить

Евдоким кого ни схватит,
На отмашку как даст в лоб.
Тот, как сноп, летит по хате,
Так и падает, как сноп.

Лампу сбили табуреткой,
И пошел кровавый бой.
Бой такой бывает редко
Все смешались гурбой.

В ход пошли все инструменты:
Шкворни, лапы со свинца
Не хватало только Власа,-
Атамана – здоровца

Тут и Влас как встрепенется,
заревет как дикий лось,
Стенку вывернет, сдается,
Или пробьет ее насквозь.

То зарецкие в порыве
Одолеют Черепков
И тогда по черной гриве
Насуют со всех боков.

То опять от Евдокима
Тихановичи летят.
То сплетутся и грызутся,
Аж зубами скрежещат

Кто на печь, а кто в за печку,
под кровать, да кто куды.
Как пугливые овечки
Люди сбилися в груды.

Двери вырвали с крюками,
На дворе забор сломав
Друг на друга шли с колами
огород весь истоптав

Так окончилась гулянка:
В хате окна без стекла.
Где-то плакала тальянка,
И заря кругом текла.

Где-то в поле за горами
Сон никак не отогнать,
А другие – с “фонарями”
Даже лица не узнать.

Спать уж нет когда ложиться,
Настает рабочий день.
И от работы той мужицкой
Ты не денешься нигде.

Так жила Плиса в прошлом
И такой был негатив.
Но узнали о коммуну,
Про колхоз и коллектив.

Я жыццём ёй абавязан
Сваён матухне — Плісе.
Хоць памру, а буду разам,
Тут раднейшыя мне ўсе.

Ой, Пліса мая, Пліса.
Стаіць цэркаў на пагорку.
Я адсюль пачну пісаць,
Павяду сваю гаворку.

Бо бацькі нашы, дзяды
Верылі ў крыж і ў Бога,
А рэлігія тады
Вельмі ставілася строга.

Тут нябожчыкаў ляжыць
Пліскіх шмат і з іншых вёсак,
А жыццё бяжьць, бяжыць.
Пакідае адгалосак.

Саламянаю страхой
Шэрай світкай даматканай
I мінуўшчынай глухой
Рэха даўняе гукае.

Шлях, чыгунка і рака,
Паабапал хаты, хаты.
Еўдакіма Чарапка
Двор у цэнтры небагаты.

Конь, карова, парасё
I не кожны год авечкі.
На гусей тут і на ўсё
Трохі выгада ля рэчкі.

Еўдакім такі адлёт,
Атаман у наваколлі.
Кулакі пускае ў ход,
А падчас і з плоту колле.

На партрэце ён такі:
Чарнамазы,статны,рослы.
Адно слова – Еўдакім –
Жах падлеткам і дарослым.

Не разбойнік, не бандыт,
Дужы, малады, з адчаем.
Не чытаў газет і кніг
Па даўнейшаму звычаю.

Чарапок другі — Валодзя,
Брат стрыечны па радні
3 Еўдакімам разам ходзіць
На кулачныя баі.

Ціхановіча Аўласа
На Зарэцкай старане
Добра ведалі як аса –
Мегане дык мегане!

Чырванец такі здаровы,
Кулачышчы па пуду,
Пад каўбойкаю шаўровай –
Моц і сіла на віду.

Ціхановічаў ёсць многа,
I Аўласу ёсць радня,
Калі што, то-дапамога,
Гуляй смела,хоць да дня.

Не любілі зарачане
Чарапкоў цераз раку,
А другія павучалі
Надаваць ім па баку.

Чарапкі са свайго боку
Не любілі зарачан.
Не саступяць ані кроку,
Такі цэляць з-за пляча

I ішлі на вечарынку
Два варожыя бакі.
За малейшую прычнку
Падымалі кулакі

Вечар летні над Плісой
Апускаецца. Цямнее.
То касец ідзе з касой,
То з сярпамі бабы-жнеі.

То ў гумно вязуць снапы,
То воз сена муражнога.
I да самай цемнаты
У плісян работы многа.

Не было ў Плісе багатых –
Беднякі,сераднякі
Будавалі сабе хаты,
Як умелі, мужыкі.

Крылі  іх тады саломай
Жытняй, цэглай, са снапоў.
Давялося мне малому
Крыць страху ды без цвікоў.

Летам спёка — душна, млосна.
Зімой пралі валакно.
А пастом стучэлі кросны:
Бабы ткалі палатно

На рацэ яго бялілі,
Рассцілалі на мурог,
I з яго адзенне шылі,
Фарбавалі, як хто мог.

Не было ў Плісе вакзала.
Пройдзе ў суткі таварняк.
Ды цягнуў вагонаў мала,
На пад’ём не браў ніяк.

Нам, падлеткам, быў занятак:
Падчапіцца за вагон.
Павісець шагоў дзесятак
I кульнуцца пад адхон.

3 Камароўкі на Зарэчча,
Як праехаць з калясьмі,
— Вулка. Продавай завецца.
Мосцік метраў ля васьмі

Злева млын стаяў цагляны,
Справа — возера-запруд.
На разліў, бывала, глянеш —
Да чаго ж прыгожы кут!

Другі большы мост, Зарэцкі, —
Танцпляцоўка, «пятачок».
I вада струменіць, льецца
Праз прагніўшыйся сучок.

Уладальнік таго млына
Быў наезджы крывасмок.
Абдзіраў плісян за мліва,
Затапяў вадой мурог.

А плісяне млын падпаляць,
Спусцяць возера ўначы.
Рыбы кучамі наваляць,
Нацягаюць лаўкачы.

А завозерныя «гагі» –
Кулінковічы, Гняты
Самагону гналі з брагі.
Добра. Ціха. Лес. Кусты.

I чаму іх так назвалі?
Несвядома і самім.
Мо, дзядам мянушку далі
Прылажылі неяк ім.

Былі ў іх і забіякі,
Што да трох не гавары.
Часта гэтыя ваякі
З Плісы неслі “фанары”

Быў стары Марка Батура
-Самадзейны адвакат.
Сход ці суд-яму хаўтура,
Уваткнецца напракат.

Кажуць, царскія ўлады
На плісян зрабілі суд.
Потым самі ўжо не рады,
Атрымаўся смех і цуд.

Людзі на судзе маўчалі.
Раптам Марка адваліў
З нейкай смеласцю, з адчаем:
— Я скажу, хто млын спаліў!

Загудзелі неяк людзі,
Няўжо Марка ім не свой?
Здрадзіць, выдасць
і … засудзяць,
Павядзе а Плісы канвой.

Распісаўся па паперы.
Крыжык — подпіс утварыў.
Каб суддзя яму паверыў
I каб праўду гаварыў.

Марка цягне, як чаруе.
-Ну кажы, старая вонь!
-Што ж, за праўду Бог даруе,
Млын, паны, спаліў агонь.

Узарваўся люд ад смеху,
Надрываюць жываты.
Суд на гэтым і паехаў,
Што ім млын той і масты,
Пётра Паўлавіч Мінкевіч –
Прайдзісвет. У мужыкоў
Што якое як падгледзіць
Выкрадзе з-пад ста замкоў.

Хоць пажылы, а спрытнюга,
Непісьменны, а лаўкач,
У сям’і такі п’янюга,
Жонцы з деткамі хоць плач.

 Раз зімой з турмы ўцёк босы,
Аж з Барысава прыбег,
На яго глядзелі скоса,
На душы  таілі грэх.

 Ён грымеў па ўсёй акрузе,
Як турэмшчык – ліхадзей,
А браты Антось і Юзя –
Зусім іншы сорт людзей.

 Іх плісяне, паважалі,
Мужыкі! Гаспадары!
Брата Петру зневажалі,
Запіралі ўсе двары.

…Выган курыцца агнямі,
Ад двароў адносяць жар.
Ад тых стрэх, ад саламяных,
Каб не здарыўся пажар.

Вараць бульбу на вячэру.
Смажаць свежыя грыбы.
Хто і так зубы сашчэрыў,
Спаць улёгся без яды.

Дзесьці з песнямі дажынкі,
Дзесьці зжата паласа.
Дзесьці хлеба ні пылінкі.
Ой Пліса мая, Пліса.

У Плісе глыбокі вечар.
Месяц плавіць неба цвердзь.
На рацэ наставіў свечак
Ці на радасць, ці на смерць.

Помню я: спявала скрыпка
На Зарэцкай старане,
І хацелася так шыбка
На той бок папасці мне.

Ціхан справу сваю знае,
Смыкам водзіць з-за пляча.
I мелодыя яднае
Шумны круг і скрыпача.

Скрыпка плача і смяецца.
Бубен сыпле: тук-тук-тук.
Я б ішоў, ішоў, здаецца
На музычны гэты гук.

У другім баку гармонік –
Ох, збірае карагод,
Заліваецца, гамоніць,
Як гарніст заве на сход:

Скрыпку лепей абажалі,
Хтось гармоніка хацеў,
Музыкантаў аб’ядналі,
Пасадзілі на куце.

Дзверы насцеж, душна ў хаце.
Непрыемны пот і дух.
I за музыку не плацяць –
Толькі дай шырэйшы круг.

Полька, частая такая,
Не спраўляюцца круціць.
Лямпа журыцца, мігае,
Столь дашчатую капціць

За прыпеўкамі — прыпеўкі
Прыпяваюць на хаду.
Прыпяваюць хлопцы, дзеукі,
Як на нейкую бяду :

«I ты полька, і я полька,
Захацела замуж Волька.
Ёй на хлопцаў не вязе,
Ажно лавачку грызе.

Я ўлюбілася ў капусту,
Палюбіла агуркі.
Жменю солі, хлеба лусту –
Няхай лопаюць бакі’
Вось Шацілава Марыля
Надуваецца, як мех
Прыпявае, матам крые
Вызывае гогат, смех.

У Бародзіча Адама
Кепка з доўгім казырком
Адамок танцор удалы,
Як падхопіць – з вецярком.

Польку доўга танцавалі,
Надаела! Гэй, на двор.
Вальс другія заказалі
Зноў акорды, перабор.

Зноў павольна і прыгожа
Запаўняюць пары круг.
Гарманіст ужо не можа,
Упацеў, не чуе рук.

Часам выскачаць падлеткі
Па  кругу,  ды басяком,
Іх на смех падымуць гэткі,
Іх, як зліжа языком

А стары, як падхрабрыцца
З барадой рване ў круг,
Як падхопіць маладзіцу,
Дык у той аж зойме дух.

А старэйшыя на лаве,
Засядаюць ля сцяны,
Успамінаюць, як бывала
Танцавалі і яны.

І пад вальс прыпеўкі знаюць,
Пад пявучую струну
Так прыгожа прыпяваюць –
Вось паслухайце адну:

“Калі б я меў златыя горы
І рэкі поўныя віна
Насіў бы лапці і аборы
І ты кляла б мяне адна”

Гоман, жарты, толькі слухай
Небыліц, наточаць ляс.
Давідовічы “пад мухай” –
Значыць будзе перапляс.

Значыць “барыню” закажуць
І адпусцяць цэлы круг,
Ну, няхай, няхай пакажуць
Яны здольнасць сваю ўдвух.

Выйшаў Юзік Давідовіч
Адарваць кален пяток,
Рот скрывіў, насупіў бровы,
Быццам студзіць кіпяток.

Той ён мінаю-грымасай
Вабіць, смешыць гледача,
То паважнічае часам,
Сфанабэрыць паніча.

То цыганскія манеры
Як пакажа — толькі так.
Можа штосьці і не ў меру,
А на «Барыню»- мастак

Юзеў брат малодшы Коля
Не стрываў, як скокне ў круг.
Я не бачыў больш ніколі,
Ях давалі яны ўдвух!

«Жабку» нейкую скакалі,
На падлогу паўшы ніц,
Іх так цесна абступалі.
Пот пацёк, як сок з суніц.

Талент быў у іх прыродны,
А вучыцца-няма дзе,
Каб хоць клас які народны
Маладзёжнай грамадзе.

Ды каб сцэну, ды касцюмы,
Ды яшчэ кіраўніка!
Хто тады пра гэта думаў,
Пра той талент мужыка

Збіўшы жарт, аском, ахвоту,
Давідовічы браты,
Наскакаўшыся да поту,
Шмыганулі ў змрок густы.

Раптам круг астанавіўся
— Дачакаліся бяды:
Еўдакім п’яны з’явіўся.
Разбягайся хто куды!

Размахаўся кулакамі,
Ды ў бога як загне,
Ляскаціць, як воўк клыкамі
Ды як мягне па сцяне.

Еўдакім каго як схваціць,
Водмашкі як дасць у лоб.
Той, як сноп, ляціць па хаце,
Так і падае, як сноп.

Лямпу збілі табурэткай,
І пайшоў крывавы бой.
Бой такі бывае рэдка
Усе змяшаліся гурбой.

У ход пайшлі ўсе прылады:
Шворні, лапы са свінца
І скрывалі Аўласа,-
Атамана – здараўца.

Тут  Аўлас як страпянецца,
Загрукоча, як той лось,
Сценку выверне, здаецца,
Ці праб’е яе наскрозь.

То зарэцкія ў парыве
Адалеюць Чарапкоў
І тады  па чорнай грыве
Насуюць з усіх бакоў.

То ізноў ад Еўдакіма
Ціхановічы ляцяць.
То сплятуцца і грызуцца,
Аж зубамі скрыгацяць

Хто на печ, а хто ў запечкі,
Хто пад ложак, хто куды.
Як нужлівыя авечкі
Людзі збіліся ў груды.

Дзверы вырвалі з крукамі,
На дварэ храпошчуць плот.
I цыбулю з агуркамі
Памясілі ўсё ўпакот.

Так канчалася гулянка:
Вокны былі ўсе без шкла.
Дзесьці плакала тальянка,
I зара кругом цякла.

Дзесь у полі  за гарамі
Сон ніяк не адагнаць,
А другія – з  “фанарамі”
Нават твару не пазнаць.

Спаць няма калі лажыцца,
Настае працоўны дзень.
I ад працы той мужыцкай
Ты не дзенешся нідзе.

Так жыла Пліса ў мінулым
І такі быў негатыў,
Але чулі пра камуну
Пра калгас, пра  калектыў.